— Отнюдь, нет. Ваше завещание — правильное, было бы по крайней мере таковым, если бы не существовало иного завещания.
— Предъявите его — и первое будет уничтожено.
— Суди вас Бог, Василий Алексеевич, — плача произнесла Антонина Александровна. — Вы... вы отлично знаете, что второе, последнее духовное завещание было сделано Иваном Федотовичем.
— Иными словами, вы, как уже сделали это один раз, обвиняете меня в краже таинственного завещания?
Антонина Александровна вскочила с кресла.
— Вы, вы говорите о таинственности завещании, при составлении которого вы присутствовали?! И вам не стыдно, не грешно?
Путилин попросил вдову Кромову не мешать его объяснению с Ловковым-Рогатиным.
— Скажите, пожалуйста, для чего, для каких целей вы, господин Ловков, изволили удалить госпожу Кромову из дома в тот день, который предшествовал ночи смерти ее мужа?
Этот вопрос Путилин задал так быстро, что Ловков-Рогатин даже попятился.
— То есть как это «удалить»? — спросил он, видимо, желая выиграть время.
— Так-с, — отчеканил Путилин, не сводя сверкающего взора с лица гениального дельца. — Почему, спрашиваю я вас, вам пришла фантазия поручить госпоже Кромовой, никогда не принимавшей участия в денежных операциях, получение пятидесяти тысяч рублей из конторы нотариуса? Почему вы сами не поехали туда?
— Я... я пояснил причину этого Антонине Александровне. Я не мог уехать, ибо ожидал приезда английских лесопромышленников.
— Которые не приехали? Или, может быть, вы будете утверждать, что они были у вас в час отъезда из дома госпожи Кромовой?
— Нет, этого я не буду утверждать, потому что они, действительно, не приехали. Очевидно, задержало их что-нибудь.
— А знаете ли вы, что заявили в конторе нотариуса госпоже Кромовой, когда вручали ей деньги?..
— А именно?
— А именно то, что они были глубоко удивлены видеть ее. Дело, оказывается, шло вовсе не о получении пятидесяти тысяч рублей, а главным образом, о беседе с вами. «Он, господин Ловков, нам необходим... Деньги он вовсе не собирался получать сегодня, а дал слово лично переговорить о крупной дальнейшей сделке».
— Что же из этого следует? — невозмутимо спокойно спросил Ловков-Рогатин.
— Только одно: вы умышленно удалили госпожу Кромову, выдумав предлог.
— Для чего?
— Для того чтобы на некоторое время остаться одному в доме умирающего миллионера.
— Как «одному»? А верный слуга-камердинер покойного, Прокл Онуфриев?
Путилин саркастически расхохотался.
— О, да ведь он с некоторого времени ослеп и оглох.
— То есть как это? Он и видит, и слышит.
— Бросьте играть со мной комедию, господин Ловков! — гневно вырвалось у Путилина. — Я вам говорю, что вы ослепили и оглушили продажного негодяя-старика. Он слепой потому, что заявил мне, что не видел, когда составляли последнее домашнее духовное завещание; он глухой потому, что не слышал, как звенел ключ в конторке, отпираемый вором-негодяем.
Жуткая, томительная пауза наступила в «гостинной допроса».
— Тотчас, по отъезде госпожи Кромовой, вы отправились к Кромову?
— Да.
— Стало быть, вы, господин Ловков, в течение некоторого времени были полновластным хозяином спальни и кабинета умирающего?
Ловков-Рогатин выпрямился.
— Я не понимаю вашего вопроса, ваше превосходительство. Что вам угодно понимать под словами «полновластным хозяином?»
Путилин задумался на минуту, а затем обратился к Антонине Александровне.
— Прошу вас, оставьте нас на несколько минут одних.
Кромова вышла.
— Теперь мы без свидетелей, господин Ловков. Скажите, ваша совесть не возмущается?
— Чем?
— Чем, спрашиваете вы? Извольте. Тем, что вы обобрали вдову вашего покойного благодетеля.
— Господин Путилин!
— Господин Ловков-Рогатин! Вы очень ловко обстроили это дельце, но, по крайней мере, не стройте из себя угнетенную невинность. Это вам не к лицу.
Ловков с бешенством глядел на Путилина.
— Скажите, неужели у вас хватит совести добровольно не поделиться с госпожей Кромовой?
— Позвольте мне это знать самому. Я не оставлю госпожу Кромову, — глухо пробормотал Ловков.
Тихо в Кромовском доме.
Так тихо, что слышно, как где-то скребется мышь.
Кого она, по народной примете, выселяет? Очевидно ту, которая для владельца дома была самым дорогим существом.
Уже почти ночь. Но не о сне думает Антонина Александровна Кромова.
В тупом, холодном отчаянии сидит она, обхватив голову руками.
Вдруг около нее раздался голос:
— Ради Бога не пугайтесь, это я, Путилин.
Антонина Александровна порывисто обернулась и крик ужаса замер на ее устах.
Перед ней стоит... ее покойный муж, Иван Федотович Кромов.
— Что это? Господи...
— Успокойтесь, успокойтесь, голубушка, это я, я... Переодетый, загримированный под вашего мужа.
— Но зачем? Для чего это?
— Хочу пустить в ход последнее средство. Вы побудьте тут, я скоро к вам вернусь.
Со страхом глядела несчастная вдова на живой портрет своего покойного мужа.
Тихо ступая, прошел Путилин целым рядом роскошно убранных комнат, в том числе и кабинет покойного миллионера.
Вот коридор... Тут, рядом с кабинетом — небольшая комнатка.
Дверь в нее не была закрыта. Путилин осторожно заглянул туда.
На коленях перед образами, озаряемыми кротким сиянием лампад, стоит маленький дряхлый старичок.
Руки его простерты к лику святых, уста шепчут слова жаркой молитвы.