Гений российского сыска И. Д. Путилин. Гроб с двой - Страница 162

К оглавлению

162

— Гм... Случай не из обыкновенных... Но уверяем вас, сударыня, что в нашей больнице способы насилия не практикуются.

— А это?

— Мало ли что бывает... Сиделка не успела схватить руку умиравшей... Она могла...

В узком коридоре верхнего этажа здания судебных установлений окружного суда взволнованная дама добивалась свидания с дежурным товарища прокурора.

— Обождите малость, сударыня! — усовещивал ее су­дебный сторож с огромной медалью у ворота своего мун­дира.

— Скорее! Ах, скорее! Так и доложите: по смертоубийственному делу!

Сторож-курьер вздрогнул.

— Хорошо-с!

— Г-жа Беляева? Прошу покорно! — Симпатичный, еще сравнительно молодой человек, приоткрыл дверь своего кабинета. — Чем могу служить?

И мягкий, красивый жест, приглашающий садиться. Вдова титулярного советника чувствовала себя удиви­тельно храбро.

— Преступление, господин прокурор!

— Преступление? Что такое? Какое?

— Самое необыкновенное!

— А именно? — улыбнулся сквозь пушистые усы красивый прокурор.

Беляева стала пояснять... Она говорила, захлебываясь волнением, давясь слезами.

— Вы понимаете, и вдруг вижу ее, мою дорогую по­койницу, Аглаю, в столь ужасном виде...

— Что же вы предполагаете, сударыня? — уже сурово звучит голос представителя прокуратуры.

— Мою дочь били, мучили в Н-ской больнице. Ввиду того что она была бесплатная...

— Разве для врачей существует разница между «платной» и «бесплатной?»

— О-о! И какая еще! — захлебнулась вдова титулярного советника.

— Прошу вас, сударыня, более кратко формулировать ваше обвинение. Вы обвиняете администрацию Н-ской боль­ницы в том, что ваша дочь, находясь в этой больнице, умершая в ней, подверглась побоям?

—Да.

— А... со стороны кого?

Взор прокурора холодно и строго вонзился в Бе­ляеву.

— А я почему знаю, кто именно мучил Аглаю? — за­колыхалась женщина в накидке.

— Ваше обвинение является, в таком случае, очень шатким... беспочвенным. Нам необходимо иметь юридически ответственное лицо.

— Да вся больница!

Прокурор стал в тупик.

«Черт нанес эту бабу, с ее формальным заявлением»! — подумал прокурор.

— Да вы бы обратились сударыня к местным властям. Впрочем, я сейчас наведу справки...

И через час, в течение которого несчастная вдова и мать, потерявшая свою дочь, исходила в слезах, прокурор получил совершенно определенные сведения.

— Да. На теле умершей Аглаи Беляевой имеются не­сомненные знаки насилия. Администрация Н-ской больницы покорнейше просит дать заявлению матери умершей закон­ный ход. Слагая с себя всякую ответственность за возможность проявления насилия в виде побоев, Н-ская больница — в видах своей реабилитации — просит господина прокурора разъяснить судебным порядком эту непостижимую тайну.

Прокурор, получив это донесение, срочное присланное с курьером, схватился за голову.

— Ничего не понимаю! — искренно вырвалось у него.

— Потрудитесь, сударыня, подписаться под вашим протестом.



ДЕПУТАТ Н-СКОЙ БОЛЬНИЦЫ У ПУТИЛИНА


— Подай карточку! — приказал отлично одетый господин, почтенный, серьезный, курьеру, стоящему у дверей Путилинского кабинета.

На визитной карточке написано: «Старший врач Н-ской больницы Николай Иванович Карпов».

— Попроси! — ответил на молчаливый вопрос гениальный сыщик.

И когда старший врач Н-ской больницы вошел в кабинет начальника петербургской сыскной полиции, Путилин выпрямился во весь рост и сурово проговорил:

— Ай-ай-ай, что у вас делается!

Карпов остолбенел.

— Простите, ваше превосходительство, я не вполне по­нимаю вас: о чем вы изволите говорить?

— Я говорю о том, что у вас людей мучают. Только что у меня была несчастная мать Аглаи, клявшаяся, что ее дочь били, царапали в вашей больнице. Как вам не стыдно, господа, не иметь надзора за вашими служа­щими?!

Сколько гнева и истинно благородного негодования зву­чало в голосе Ивана Дмитриевича Путилина!

— Pardon, нам надо объясниться, — пролепетал в смущении старший врач, директор Н-ской больницы.

— Сделайте одолжение! — сухо ответил Путилин, при­глашая посетителя сесть.

— Вы, ваше превосходительство, конечно, знаете, что во всяком деле есть свои дефекты, — начал старший врач.

— Безусловно. Но о чем именно изволите вы гово­рить?

— Я говорю о загадочном случае, происшедшем в нашей больнице.

— Вы... вы, извините меня, этот случай сами считаете загадочным?

— Да.

— В каком отношении?

— В том, что я глубоко убежден, что наш вра­чебный персонал — высший и низший, не мог совершить насилия над бедной девушкой. У нас переутомляются, но не бьют, не царапают.

— Вы в этом уверены, господин доктор?

— Уверен.

Лицо великого сыщика потемнело.

— А заявление матери?

— Вот поэтому-то, вернее, вследствие этого я и приехал к вам. Вы — удивительный, вы особенный человек, Иван Дмитриевич.

— А именно?

Путилин был бледный, негодующий.

— Вы — прозорливец. Так вот, неугодно ли вам раскрыть эту тайну? Я — депутат от всей нашей больницы. Я взял на себя смелость просить вас — от имени всей корпорации врачей вверенной мне больницы — взяться за раскрытие этого непостижимого случая.

— А выгодно ли, удобно ли это будет для вас? — в упор посмотрел Путилин на старшего врача. Тот, очевидно, не понял.

— Я говорю, что, если мне удастся раскрыть эти синяки, эти царапины на умершей девушке, не навлечет ли это раскрытие справедливый гнев общества на порядки, царящие в вашей больнице?

162