О втором «преступлении» не стоит и говорить. Оно симулировано детски наивно. Но... у меня мелькнула мысль: не замешаны ли в этих сиятельных хищениях любовники? Я стал следить и... дошел до костюмированного бала. На нем, как тебе известно, я встретил и графиню «Марию Стюард», и «великого». Его я проследил, в первый раз в моей жизни сидя на рессорах кареты. Отсюда, увидев несколько экипажей, остановившихся у подъезда «таинственного особняка», я решил играть ва-банк... беспроигрышный. Остальное ты знаешь.
— Скромный служитель алтаря приветствует, Вас, сын мой. Исповедь — великое дело, — ласково проговорил тучный, упитанный настоятель-ксендз N-го варшавского костела, когда перед ним — за исповедальными ширмами — предстала высокая, стройная фигура молодого красавца-графа Болеслава Ржевусского, сына местного магната. — Облегчите свою душу чистосердечным покаянием.
¾ Я прихожу к вам, отец мой, в последний раз... несколько неуверенно начал молодой граф...
¾ Почему в последний раз?
¾ Потому что я люблю и скоро собираюсь жениться.
¾ Но разве женатые не исповедуются, сын мой? — удивленно вырвалось у служителя католической церкви.
¾ Вы не дали мне докончить. Я люблю русскую, я собираюсь жениться на православной.
Лицо ксендза как-то сразу потемнело и сделалось угрюмо-суровым.
¾ Что ж, — усмехнулся он. — Таких случаев, к прискорбию, немало... Это дело вкуса и известного влечения. Но, конечно, вы сами будете пребывать в лоне святой католической церкви?
Молодой граф отрицательно покачал головой.
¾ Нет, — твердо произнес он.
¾ Как?! Вы...
Ксендз-исповедник даже отшатнулся от молодого человека.
¾ Я перехожу в православие. Родители моей невесты ставят непременным условием нашего брака мой переход из католичества в православие.
¾ И вы? — сурово, гневно спросил один из верных слуг Ордена Игнатия Лойолы.
¾ И я принял это условие.
Какие-то хриплые звуки вырвались из груди духовника-иезуита.
¾ Я... я не верю своим ушам... Я не хочу, не могу этому верить, вы шутите...
¾ На исповеди не шутят, отец мой, — серьезно ответил молодой граф.
¾ Вы, вы — единственный отпрыск высокочтимого рода Ржевусских, самых пламенных и верующих католиков, переходите в иную, чужую веру?!
¾ Чужая вера? Что это за странное определение, отец мой? Разве Бог — не один и тот же? Разве есть специально православный Христос и специально католический Христос?
¾ Не смешивайте Господа с церквью! — гневно прошептал исповедник.
¾ Я, вот именно и не смешиваю, это делаете вы, разделившие Христа на разные алтари разных церквей, — в тон ему ответил взволнованно граф.
¾ Берегитесь! Вы богохульствуете. — Глаза фанатика-ксендза загорелись огнем бешенства.
¾ Я? Вы ошибаетесь. Если бы я переходил в магометанство, в иудейство — я мог бы понять взрыв вашего негодования, вашей духовной скорби. Но я перехожу в ту веру, которая высоко чтит Бога—Христа. Что же это вас так устрашает, отец мой?
¾ Вы переходите в веру тех, которые являются врагами вашего народа, ваших отцов, матерей, сестер и братьев.
¾ Позвольте, отец мой, вы затрагиваете уже ту область, которая менее всего может касаться вопроса веры, религии: вы переходите на политику. Но разве это уместно здесь, в храме, на исповеди, перед святым Распятием? Или католическое духовенство отлично совмещает в себе служение политическим интригам со служением Богу?
Лицо ксендза стало багрово-красным.
¾ Еще раз повторяю вам: берегитесь! Вы начинаете издеваться над священнослужителями католической церкви. Вы с ума сошли! О, я узнаю в этом проклятое влияние православных изуверов... Сколько вы получили наставление от их попов?..
¾ Мне стыдно за вас, отец мой, — отчеканил молодой граф. — Вы — слуга Милосердного Бога, — позволяете себе предавать проклятию в святом месте таких же правоверных христиан, таких же христианских священнослужителей, как и вы сами.
О, подлый орден Игнатия Лойолы живуч! Вы, оптом и в розницу торгующие Богом, вы остаетесь верны проклятому, вовсе не христианскому, завету: «Цель оправдывает средства». И вы, славшие людей на костер ad majorem Dei gloriam (для вящей славы Бога), действительно, не брезгуете никакими средствами. Я — не ребенок, отец мой... Мне отлично известны проделки католического духовенства, менее всего думающего о догмах христианского Евангелия. Прощайте. Я ухожу отсюда примиренным с Богом, но не с вами.
И, поклонившись, граф повернулся, чтобы выйти из исповедальни.
Секунду — ксендз-исповедник стоял пораженный, словно оглушенный... Потом он вздрогнул и резко крикнул:
¾ Стойте, граф! Я вас предупреждаю, что сегодня же я сообщу об этом вашему отцу. Посмотрим, как он отнесется к вашему ренегатству.
— Вы сообщите? Но разве духовник имеет право рассказывать кому бы то ни было о том, что ему говорилось на духу?
¾ Для спасения погибающей души... для торжества церкви, — залепетал ксендз-иезуит.
Молодой граф рассмеялся.
¾ Ну, разве я не прав, когда только что сказал, что у вас «цель оправдывает средства»? Вы, вот, готовы быть клятвопреступником, дабы выслужиться перед вашим Орденом, а заодно... и перед знатным, богатым магнатом. Salvete, padre!
¾ Погодите... стойте! — исступленно схватил за руку графа верный прислужник католической церкви. — Я умоляю вас именем Бога отказаться от вашего безумного решения!
¾ Нет! — резко ответил Ржевусский.