¾ Но вы забываете одно, что Бог иногда очень сурово карает вероотступников. Знаете ли вы это, безумец? — свистящим шепотом пронеслось по исповедальне вопрос фанатика-ксендза.
Глаза его сверкали. Что-то молчаливо угрожающее было видно в этом сверкании, было слышно в этом шепоте.
¾ А-а, — отшатнулся от него молодой граф. — Я вас понимаю, святой отец: вы грозите мне местью не Бога, а местью Его служителей? Что ж, я и этого не боюсь... Работайте, старайтесь, но не забывайте, что теперь — не средние века, что ужасы святой Инквизиции отошли в область мрачных, отвратительных преданий. Прощайте!..
Перед Путилиным в его служебном кабинете сидел посетитель с дорожной сумкой через плечо. Это был красивый, моложавый старик, очень симпатичный, с манерами старого барина былых годов.
¾ Сколько же прошло уже дней, как исчез молодой граф, господин Ракитин? — спросил посетителя Путилин.
¾ Около недели.
¾ А почему вы полагаете, что он исчез?
¾ Потому что никогда не бывало, чтобы он не являлся так долго к нам. В последнее время, когда он попросил у меня руки моей единственной дочери и сделался ее женихом, он призжал к нам ежедневно.
¾ Скажите, пожалуйста, господин Ракитин, а в замке графа Ржевусского, его отца, вы не узнавали о молодом человеке?
¾ Нет, господин Путилин. Вот уже несколько месяцев, что мы прекратили знакомство домами.
¾ Для пользы дела мне необходимо знать причину этого разрыва.
¾ О, это не составляет ни тайны, ни секрета... Причиной окончательного разрыва послужил резкий спор о России и Королевстве Польском. Граф Сигизмунд Ржевусский, гордый, надменный магнат, высказал такую непримиримую ненависть ко всему русскому, что меня взорвало. Мы расстались врагами.
¾ Предполагаемый брак его сына с вашей дочерью, конечно, не мог встретить согласия и сочувствия старого графа?
¾ Безусловно. Я говорил об этом Болеславу, на что он ответил, что личное счастье ему дороже вздорных прихотей его отца.
¾ Вы не знаете, он имел все-таки объяснение по этому поводу с отцом?
Не знаю. До последнего дня нашего свидания он ничего не говорил об этом.
¾ Не можете ли вы рассказать мне что-нибудь о вашем последнем свидании с молодым графом?
¾ Он приехал к нам к обеду. Как и всегда был бесконечно нежен с моей дочуркой, но я заметил, что он находится в несколько приподнятом состоянии духа.
¾ Ого, он был взволнован? Вы не спрашивали его о причине?
¾ Он сам, со смехом, бросил вскользь, что его страшно разозлил духовник.
¾ По какому случаю он виделся с ним?
¾ Он отправился на исповедь. Затем, уезжая, он сказал мне, что ему хотелось бы ускорить свадьбу, обещал приехать на другой день, но — увы! — с тех пор мы его более не видели. Мы в отчаянии, дорогой господин Путилин. Горе моей девчурки не поддается описанию. Она все время твердит, что с ним, наверно, случилось, какое-нибудь несчастье. Откровенно говоря, у меня самого появляются тревожные мысли.
¾ Скажите, старый граф любит своего сына?
¾ Безусловно. Но, как однажды с горечью вырвалось у молодого человека, старый надменный магнат любит не его душу, не его сердце, а в нем — самого себя. Он, Болеслав, в глазах отца — единственный продолжатель «знаменитого» рода Ржевусских, он блестящий представитель, он тот, кем можно кичиться и гордиться в своем великолепном «гоноре». Если вы знакомы с поразительной спесью польских магнатов, с их фанатизмом, вам будет ясна и понятна любовь старого графа к своему сыну. И вот я решил обратиться к вам. Вы, только вы одни, господин Путилин, можете пролить свет на это загадочное исчезновение бедного молодого человека, которого я люблю, как родного сына. Спасите его!
Путилин сидел в глубокой задумчивости. Какая-то тревожная мысль пробегала по его симпатичному, характерному лицу.
¾ Неправда ли, ваше превосходительство, вы не откажете нам с дочуркой в этой горячей просьбе?
Путилин поднял голову.
¾ Я нахожусь в очень щекотливом положении, господин Ракитин: вмешиваться официально в это дело мне не только неудобно, но я даже не имею права. У меня нет никаких данных для подобного вмешательства, во-первых, заявление об исчезновении молодого графа должно исходить от отца, а не от частного лица, каким в данном случае являетесь вы, а во-вторых... в Варшаве имеется своя сыскная полиция.
¾ Значит, вы отказываетесь? — с отчаянием в голосе воскликнул старый барин.
Путилин опять задумался.
¾ Ну, ладно, хорошо. Я попытаюсь. Ваше дело меня очень заинтересовало.
¾ Слава Богу! Как мне благодарить вас, — рванулся Ракитин к Путилину.
Всю дорогу до Варшавы мы ехали в отдельном купе первого класса, Путилин не спал.
Он был окружен целым рядом толстых фолиантов.
¾ «Pater noster! Qui es in Coelum», «Credo in aeternam vitam»… — бормотал великий, благороднейший сыщик.
¾ Что это, Иван Дмитриевич, никак ты — на старости лет — за изучение латыни принялся? — спросил я в сильном изумлении.
¾ Спи, спи доктор! — невозмутимо отвечал он.
Вот и гордая, пышная столица бывшего Польского Королевства. Мы прихали в Варшаву в те достопамятные дни, когда она глухо волновалась.
В роскошном номере Центрального отеля, где мы остановились, Путилин принялся спешно переодеваться.
Он облачился в безукоризненный длинный черный сюртук, одел крупный орден.
¾ Что значит этот парад, Иван Дмитриевич? — спросил я не без удивления.
¾ Я еду сейчас с визитом.